— Осенью 2021 года государства ЕАЭС заявили об экономическом сотрудничестве в рамках климатической повестки. Какие цели ставят перед собой участники союза на этом направлении?
— Наши лидеры уделяют серьезное внимание вопросам климата: все наши страны имеют обязательства по снижению углеродных выбросов, предусмотренные Парижским соглашением. Все понимают глубину преобразований в экономике, которые подразумевает энергопереход. Это огромный вызов наравне с искусственным интеллектом, цифровизацией и прочими составляющими революции, свидетелями которой мы являемся. От того, как наши страны справятся с переходом на новый технологический уклад, зависит то место, которое ЕАЭС займет в мире в недалеком будущем.
Задача масштабная, поэтому здесь важны координация позиций, диалог, общие подходы к разработке международных правил, которые сейчас формируются на разных площадках. Мы уже неплохо продвинулись по этому пути: создали евразийскую таксономию финансирования «зеленых» проектов. Учитывая мандат ЕАЭС на экономическую интеграцию, мы прежде всего сосредоточены на рисках, которые несет еще не совсем скоординированное движение по климатической повестке. Кстати, это мировая проблема. Риск связан с возникновением барьеров в торговле. Страны используют различное климатическое регулирование. ЕС, например, вводит трансграничный углеродный налог — фактически аналог таможенной пошлины. Поставщики должны будут платить в зависимости от объема выбросов. В других регионах готовятся похожие меры.
Еще более жесткими становятся различные стандарты подтверждения, учета, мониторинга, деятельности структур по верификации углеродного следа продукции. А ведь они влияют на доступ на рынок! Зачастую расчет углеродного следа непрозрачен, определяется структурами, ориентированными на конкретные технологии и производителей.
Что-то похожее мы проходили при вступлении в ВТО, когда обсуждали таможенные пошлины и меры технического регулирования.
Очень важно, чтобы меры по созданию климатического регулирования не привели к возникновению барьеров внутри нашего Союза и в отношениях с основными торговыми партнерами
— Насколько санкции, введенные против России со стороны ЕС, меняют подход к работе?
— ЕС развивает климатическое регулирование опережающими темпами — не случайно там в 2026 году начнут вводить обязательные платежи и отчетность по выбросам. Если такие рестрикции приобретут глобальный характер, то коснутся и других наших крупных партнеров. Надо быть готовыми к переговорам, чтобы обеспечить защиту нашим предприятиям. В том, что делают европейцы, есть логика: платежи вводятся сначала для национальных производителей с целью побудить их сократить выбросы. Те задают вопрос: а как конкурировать с внешними поставщиками, если они не платят за выбросы? Ответ: пусть они тоже платят. Мы понимаем, что, если не выстроим соответствующие договоренности, подобная ситуация может сложиться и внутри ЕАЭС. Какие-то страны уже вводят платежи, какие-то — нет, как сохранить единство? Как создать правила, которые не ограничат национальные компетенции с точки зрения реализации климатической повестки и обеспечат безбарьерную торговлю внутри Союза, справедливую конкуренцию на едином рынке? Мы в поиске ответа.
Что касается непосредственно эффекта санкций, мы сейчас их особо не ощущаем, так как пока не являемся технологическими лидерами
Но иногда наши компании действительно сталкиваются с проблемами в сфере углеродного развития. Существуют примеры, когда частные предприятия в рамках собственных инициатив накапливают в рамках климатических проектов большие массивы углеродных единиц, но встают политически мотивированные барьеры для их размещения в международных реестрах и, соответственно, трансграничной продажи. Однако чувствительнее всего санкции ударили по китайским производителям: на электромобили из КНР ввели беспрецедентные пошлины, отдельные страны исключают субсидирование в отношении китайских компонентов, которые участвуют в цепочках поставок. И это только осложняет противодействие изменению климата. Вот это действительно проблема, где можно с уверенностью констатировать, что идет именно борьба за технологическое лидерство, а никак не борьба с изменением климата.
— Какая экономическая выгода может быть для России от реализации климатической повестки в ЕАЭС?
— Сегодня крупные компании реализуют климатические проекты, в том числе совместные. Например, создают гидроэлектростанции, производящие «зеленую» энергию. Если правильно провести процедуру подтверждения климатических эффектов, проект становится экономически выгодным. Выгода может быть связана с доступом к особым, льготным видам финансирования — к «зеленым» облигациям, например. Кроме того, в результате реализации таких проектов образуются углеродные единицы, а это уже сейчас товар, который может быть приобретен компаниями, которые стремятся к углеродной нейтральности. Покупая его, они компенсируют свои выбросы. А это, в свою очередь, открывает доступ к сотрудничеству с более крупными компаниями, уделяющими особое внимание климатическим требованиям. Это уже довольно сложно устроенная экономическая среда. И в ЕАЭС мы должны создавать условия для того, чтобы «зеленых» проектов становилось больше, в том числе инфраструктуру для подтверждения качества углеродных единиц. Это такие же стандарты, которые действуют по отношению к другим товарам. Инфраструктура в наших государствах-членах только создается, пока что большинство компаний пользуется услугами внешних верификаторов и стандартами третьих стран. Отдельная тема — учет углеродных единиц в национальных реестрах. У каждой страны свои обязательства, и в ситуации, когда российская компания строит гидроэлектростанцию в другой стране Союза, возникает вопрос, как делить углеродные единицы.
И еще важный элемент, даже ключевой — развитие технологий, связанных с энергопереходом. Здесь мы ввели новый инструмент — субсидирование совместных проектов государств — членов ЕАЭС. Он заработает в 2024 году. Возможность субсидироваться в размере ключевой ставки могут получить проекты по приоритетным направлениям: производство электромобилей и связанной с ними инфраструктуры, проекты по переходу на возобновляемые источники энергии, газификация, которая как переходная технология существенно снижает объем выбросов, перспективные водородные технологии.
Главы правительств стран ЕАЭС утвердили положение об отборе совместных кооперационных проектов в отраслях промышленности и оказании финансового содействия их реализации. По мере появления таких проектов Евразийская экономическая комиссия будет дважды в год формировать их перечни и ранжировать приоритетность поступивших инициатив по балльной системе. Всего на поддержку кооперационных проектов в бюджете Союза выделено 1,8 млрд руб.
— Использовались ли при создании таксономии «зеленых» проектов ЕАЭС зарубежные аналоги?
— Мы использовали наработки государств — членов Союза, прежде всего России и Казахстана, где аналогичные документы уже есть. Конечно, изучали и международные бенчмарки, чтобы наша таксономия была более привлекательной и отвечала современным требованиям. Некоторые требования у нас даже строже, чем в национальных документах. Подтвердив соответствие евразийской таксономии, компании могут размещаться в секциях устойчивого финансирования на биржах наших стран, а в будущем, мы надеемся, и в других странах.
— Какие виды поддержки предусмотрены для компаний, которые готовы реализовывать экологические проекты в ЕАЭС? Как эти стимулы будут взаимоувязаны с теми, что существуют на территории отдельных стран?
— Пока еще мы разрабатываем совместные меры. К сожалению, работа идет не так быстро, как хотелось бы. Но это понятно: система климатического регулирования в наших странах только появляется. Формирование общесоюзных инструментов возможно лишь после того, как государства определятся с национальными подходами.
Сейчас у сторон есть консенсус: меры стимулирования должны быть адаптированы так, чтобы их можно было распространить на совместные проекты. Например, если строится гидроэлектростанция, а по национальным реестрам расходятся полученные от нее углеродные единицы, то применяются соответствующие меры поддержки, которые суммируются. Однако пока конкретных решений нет. Решения о финансовой поддержке принимаются на национальном уровне, это вопрос национальных бюджетов — здесь важен диалог о том, кого и как субсидировать. Политика может быть разной: в ЕС идут от ограничений — трансграничного налога, о котором я уже говорил. Американцы анонсировали пакет субсидий на несколько сотен миллиардов. Китай тоже выделяет огромные деньги на развитие «зеленых» индустрий.
— Как выглядит сотрудничество с Китаем и другими странами Глобального Юга по климатическому треку?
— У нас есть понимание необходимости совместной работы в данном направлении. В 2024 году Россия председательствует в БРИКС, один из ключевых элементов ее повестки — подходы в области климатического регулирования. Более чем уверен, что обсуждаемые вопросы окажутся близки к тем, что мы рассматриваем в рамках ЕАЭС: как избежать фрагментации и появления торговых барьеров, как создать широкий спектр технологий для достижения углеродной нейтральности, условия для обмена ими, как выработать удобные для национальных экономик стандарты.
С КНР мы взаимодействуем в рамках соглашения о торгово-экономическом сотрудничестве, которое было подписано в 2018 году. Недавно провели заседание совместной комиссии, где вопросы климата заняли важное место. Мы понимаем, что совместные подходы к достижению климатических целей намного выгоднее и эффективнее, чем создание барьеров в торговле. Последнее ведет к появлению протекционизма, а любой протекционизм, чем бы он ни был обусловлен, негативно сказывается на конкуренции, уровне технологий и в конечном счете движении к заявленным целям.
— Сохранились ли каналы для общения по климатической повестке с США и странами ЕС?
— Мы продолжаем вести дискуссии на многосторонних площадках, например на климатической конференции ООН. На форуме в Дубае мы участвовали во многих заседаниях, в том числе организованных ВТО, как раз по торговым аспектам климатической повестки. Я обсуждал эти вопросы и с гендиректором ВТО в Женеве. Мы готовы выстраивать диалог по разработке международного климатического регулирования, стандартам, их транспарентности. Считаем, что должны вовлекаться и страны БРИКС, и члены нашего Союза, и остальные страны, ведь нужно создать необременительные правила для всех.
