Какие сейчас у фонда основные направления для инвестиций? В начале года говорили о переходе на постинвестиционную модель.
Фонд сейчас не ведет активную инвестиционную деятельность: мы планово перешли в стадию выращивания собранного портфеля стартапов. Сейчас ФРИИ ориентирован на развитие будущих технологических платформ, экспорт технологий российских стартапов на международный рынок и формирование выходов из части компаний.
Если говорить о портфеле, то мы инвестировали в более чем 420 проектов, из которых 60-70 — довольно крупные стартапы, развивающиеся в разных странах мира и растущие на 20-80% в год. Еще примерно 120-140 компаний — небольшие, работают на российском рынке и чуть медленнее растут, и около 100 стартапов в сегменте стабильного нишевого бизнеса.
Несколько десятков компаний уже захватили значимую долю на российском рынке и начали завоевывать зарубежные. Для большинства стартапов речь идет об американском рынке. При этом мы видим большой интерес к нашим компаниям в странах Ближнего Востока, это связано с активной цифровизацией региона. Есть несколько компаний, развивающих свой бизнес в Азии и даже Китае, но их скорее единицы: сказывается специфика рынка и язык. Большая часть стартапов видит своими партнерами-стратегами зарубежные фонды и крупные компании — для кратного роста и развития в новых регионах. Наша задача помочь им в этом. Некоторые стартапы уже получили зарубежные инвестиции: буквально пару месяцев назад Texel привлек средства британского ритейлера Marks&Spencer. Из числа других примеров — американский 500Startups проинвестировал в easyten, а «Мультикубик» привлек инвестиции американского венчурного фонда SSOV.
У нас довольно быстро растет капитализация портфеля. Общая стоимость компаний на текущий момент превышает 20 млрд руб., к концу года мы рассчитываем, что она достигнет 30 млрд — за счет активной совместной работы со стартапами. А стоимость непосредственно нашего портфеля в этом году, думаю, превысит 6 млрд руб., и это рост в 1,5 раза.
Мы планируем выйти из нескольких проинвестированных компаний, но каких-то целевых показателей нет. За весь период деятельности фонда мы сделали более 25 выходов, и на самом деле это очень много, но пока в основном речь про небольшие проекты. Инвестиционные доходы с высоким мультипликатором запланированы на 2020 год и далее. К этому времени портфельные компании фонда уже достигнут заметного масштаба. Многим нашим компаниям нужна разного рода поддержка — образовательная, консультационная, помощь в поиске партнеров и инвесторов следующего раунда. Это заставляет нас формировать определенный набор экспертизы.
При этом на рынке есть проблема — никто массово не покупает стартапы и их технологии. Во всем мире 80% — это M&A на домашнем рынке, когда молодой проект продается крупным компаниям, на российском рынке — этот показатель ничтожно мал. И понятно, что у нас не очень конкурентная ситуация: инновации не особо интересны монополистам.
Но на самом деле, когда мы копнули глубже и начали разбираться, в чем же конкретно проблемы, выяснилось, что многие крупные компании попросту не знают, как работать с открытыми инновациями, не умеют интегрировать технологии, не знают, как искать стартапы, как их оценивать, как не задушить их в своих объятиях. Многие не понимают, почему надо покупать компанию с убытками — откуда у нее берется вообще хоть какая-то стоимость. И мы терпеливо уже несколько лет объясняем крупному бизнесу перспективы и возможности, даем прикладные знания, и в результате сформировали эдакий большой учебный центр. Мы начали обучать компании: объясняем, как работать со стартапами, как использовать инновации себе во благо, к чему готовиться и как нивелировать возможные риски, помогаем запустить пилотные проекты (уже более 300 шт., из которых порядка 40 вышли в стадию масштабирования). Через наши образовательные программы прошли уже более 100 крупных компаний, и таким образом, мы активно развиваем и наши стартапы.
Мы также запускаем совместные акселераторы с корпорациями. Так, например, помогли Камазу сделать акселератор, через него прошли 10 команд внутренних и внешних, из которых по итогам программы выбрали 8 проектов и профинансировали в них 46 млн руб.
Одновременно мы сейчас обсуждаем с разными партнерами создание нескольких новых фондов, и как только доведем процессы до результата, расскажем публично. Мы надеемся, что это произойдет уже в этом году или в начале 2020 года.
Можете рассказать о направлениях работы планируемых фондов?
Мы стараемся сохранить текущую направленность, которая есть сейчас — IT-проекты ранних стадий с широкой диверсификацией. Соответственно цель и фокус по будущим фондам те же — выращивание технологических стартапов.
Какие направления вам кажутся перспективными? Инвестиции в какие технологии сейчас занимают большую долю?
Основной фокус проинвестированных нами стартапов — технологии искусственного интеллекта, машинное обучение, анализ больших данных, интернет вещей. Эти технологии занимают более половины нашего портфеля.
Особо активные игроки 2018 года в плане инвестиций в стартапы — компании в секторе ритейла, при чем от банковского до food/non-food. Следом подтягиваются компании из агробизнеса и индустрии промышленности. Этот тренд стимулирует крупный частный, государственный и окологосударственный бизнес потреблять новые цифровые услуги как минимум для демонстрации своей цифровой культуры и как максимум для улучшения экономических показателей.
VR/AR стал активно применяться производственным компаниями в сфере эксплуатации оборудования. Большинство предприятий использует дорогостоящее иностранное оборудование, которое как и любое другое, имеет обыкновение ломаться. Простой, как правило, чреват срывом сроков и потерей денег. Использование шлемов дополненной и виртуальной реальности или других подобных инструментов позволяет удаленно осуществлять ремонт, профилактику и перезапуск оборудования, в разы сокращая период простоя. Это дает явный экономический эффект, так что технология имеет большой потенциал роста. Сейчас к этому добавляется блок обучения сотрудников через различные видеолекции, VR-адаптацию, системы формирования персонализированных треков обучения, системы управления и разработки образовательного контента.
Также крупный бизнес осознает ценность работы с данными — и это одно из наиболее перспективных направлений. Производственные компании все больше интересуются каталогизацией, созданием цифровых профилей производимой продукции. Автоматизация процессов сбора данных помогает предприятиям выпускать на рынок новые продукты в два раза быстрее. Особое внимание промышленности сейчас приковано к созданию цифровых двойников: технологии в этой области помогают оценивать эффект от внедрения любых решений на производстве в режиме реального времени, минимизировать вложения, сократить циклы производства и, в конечном счете, повысить рентабельность заводов холдинга в разы.
Какие технологии интересны инвесторам: ИИ, интернет вещей, анализ больших данных, дополненная реальность или блокчейн-технологии? Инвестиции в какие технологии, на ваш взгляд, занимают большую долю на рынке?
За рубежом, в принципе, никто вообще не заморачивается с технологиями в хорошем смысле этого слова, они интересуются всем и инвестируют в зависимости от своих знаний и понимания. У меня есть знакомый инвестор, который вкладывает только в зрелые технологии в сфере B2B, он выводит их на иностранные рынки. Я лично вижу, что инвестиции уже окупаются, а разработанные технологии с учетом их дальнейшего развития будут актуальны и востребованы еще довольно продолжительное время. То есть берется любая прикладная сфера — обслуживание, взаимодействие с людьми в банке, работа по управлению оборудованием, обучающие или медицинские технологии, — и за счет технологий искусственного интеллекта, машинного обучения практически оптимизируется часть деятельности.
Экономический эффект от развития ИИ в России пока сложно оценить, пока не до конца понятен потенциал того, что можно сделать. Из того, что я вижу, действительно 40 компаний из нашего портфеля на практике используют ИИ для оптимизации процессов в научной деятельности, в юридической деятельности, в модной индустрии. Зачастую показатели эффективности с использованием ИИ в 2-3 раза выше.
Недавно вы анонсировали, что инвестируете в киберспорт 500 млн руб. Какой потенциал у этого рынка? Насколько эта сфера развита в России?
Сейчас появляется много денег вокруг стриминговых сервисов, крупные корпорации начинают инвестировать, рекламодатели появились. На хайпе люди фактически получают новый эффективный маркетинговый канал, который только формируется.
При этом у нас, как у фонда, довольно четкий фокус инвестиций — нас всегда интересовали ПО, софт и другие технологичные решения, даже когда мы говорим про сферу киберспорта. Например, у нас в портфеле есть компания PlayKey, облачная игровая платформа, которая позволяет всем желающим вне зависимости от мощностей собственного компьютера играть в самые топовые игры.
А сами играете?
Нет, я понял, что это бесполезная трата времени и вышел даже из всех социальных сетей. В этом смысле честнее посмотреть какой-то сериал и расслабить мозг. Чем плохи соцсети — они тратят твое время и занимают твой мозг проблемами, которые на самом деле тебя лично слабо касаются. Какая конкретно мне разница, кто победил в чемпионате мира по настольному теннису? Как это знание изменит лично мою жизнь? Примерно 99% информации, которую выдают мне соцсети, для меня же и не релевантна и не важна.
Если мне интересно, где мой друг, я позвоню ему или напишу "где ты?" И мне не надо для этого заходить и смотреть его сторис. Все это касается и соцсетей, и телевизора. Если ты это все убираешь, то через какое-то время понимаешь, что ты и ничего не теряешь.
Сейчас много говорят о роботизации, обсуждается даже законопроект, который будет регулировать этот рынок. Насколько роботизация труда болезненно скажется на российской экономике на ваш взгляд?
Это тренд, который невозможно остановить. И расценивать это надо как данность. Бизнес всегда будет искать, как сократить расходы и удешевить внутренние процессы, а люди всегда будут избавляться от рутины, которую можно передать роботам. Спрос на автоматизацию и роботизацию есть, и в этом смысле я бы рекомендовал предпринимателям создавать проекты, которые помогут бизнесу решить свою боль.
Если говорить о регулировании — то зачем? У нас в принципе очень мало роботов в России, на единицу промышленной продукции в 40 раз меньше, чем в Корее или Китае. С другой стороны, мы, может быть, не так много и массово производим, они не нужны нам в таком объеме.
Если говорить про людей, про человеческий капитал, то на рынок труда повлияют не столько эти роботы, сколько те, которые занимаются так называемой частичной интеллектуальной деятельностью — алгоритмами, инструментами больших данных. Эти роботы лишили работы гораздо большее количество людей, чем механические, причем, думаю, разница тут в сотни раз.
Исчезнуть частично или полностью могут те профессии, где низкоквалифицированная интеллектуальная деятельность: такие «сегменты» рабочих процессов есть у юристов, бухгалтеров, у кадрового персонала. В этих сферах многое будет сокращаться, это уже происходит сейчас. Останутся люди, которые занимаются организацией, планированием, управлением роботами, но само техническое делопроизводство исчезнет. Порядка 90% работы можно забрать у человека.
Да, появляются новые профессии, но не факт, что в нашей стране. Когда мы говорим про смену технологического устройства, нужно понимать, что такие же изменения происходили, когда люди пересаживались с лошадей на автомобили. Тогда тоже была целая индустрия, большие деньги. И сейчас происходит аналогичный процесс, но мы порой этого не замечаем, потому что если раньше мы покупали билеты в трансагентстве, стоя в очередях, то сейчас мы покупаем билеты онлайн. И тут главный вопрос — где эти рабочие места? Сервисы, которыми мы пользуемся, они преимущественно иностранные. Мы, пользуясь ими здесь, создаем рабочие места там. По сути идет не то, чтобы локальная перекройка рабочих мест, а их создание за рубежом.
В России при этом все не так плохо, как могло показаться. У нас много сервисов, которые держат свой рынок, — это продукты Mail.ru Group, «Яндекса», те же сервисы продажи билетов. Есть много наших разработок, работающих на российском рынке. Но сказать, что у нас подавляющее большинство этих сервисов, нельзя.
Как, по вашему мнению, обстоит дело с развитием человеческого капитала в России?
Мы наблюдаем колоссальный шифт востребованности человеческого капитала (ЧК). Если говорить в контексте предыдущего вопроса, то по нашим прогнозам, в течение следующих 10 лет в России при активной модернизации отраслей могут быть сокращены до 6 млн рабочих мест, при этом для 25 млн человек могут радикально измениться требования работодателей и состав работы, что дает право говорить о фактическом исчезновении и этих рабочих мест. Если измерять в процентах, то в большей или меньшей степени изменения могут коснуться 60-70% рабочих мест.
Является ли это угрозой? Да, конечно. Высвободившиеся кадровые ресурсы не смогут в полном объеме быть задействованы в новых условиях в связи с недостаточным объемом компетенций и навыков: безработные станут практически неработоспособными. Более того, помимо самого процесса цифровизации отраслей, мы рискуем, как я уже частично говорил, увидеть и замещение иностранными сервисами, которые придут в Россию.
Ключевой вопрос в том — что мы сделаем для того, чтобы максимально сократить потери и использовать возможности. Стратегии развития ведущих мировых держав и глобальных корпораций сегодня сфокусированы на теме ЧК: все признают ЧК как ключевой фактор, определяющий развитие экономики и конкурентоспособности на международном рынке. Уровень и качество национального ЧК определяют верхнюю планку в развитии науки и экономики, и без достижения высоких показателей в этой области невозможны массовые внедрения инноваций, переход к более совершенному технологическому укладу. В развитых экономиках происходит замещение физического и природного капитала — человеческим, а инвестиции в ЧК по сравнению с другими видами растут опережающими темпами.
Когда эксперты говорят о резерве, о точке неиспользованного роста для экономики России, то, прежде всего, имеют в виду ЧК. И я убежден, что повышение производительности труда и увеличение инвестиций в этом направлении — основные факторы достижения экономического роста.
Как в целом вы оцениваете венчурный рынок в России? Какие слабые места есть сейчас и что можно с ними сделать, чтобы, наконец, зажить в эпоху цифровой экономики?
Я бы выделил три блока. Первый, и мы о нем уже говорили, это фундаментальное отсутствие спроса на инновации, на технологии. И оно обусловлено несколькими причинами: у нас значимая часть экономики государственная, в которой опять же управление построено на операционных оперативных планах, и стратегической мотивации повышения конкурентоспособности нет. Я лично видел только у Росатома планы на 12 лет, которые разбиты по годам. Я допускаю, что еще у кого-то есть подобное, но называть такое явление массовым вряд ли можно. Это приводит к отсутствию спроса на покупку технологий, и цепочка остается разомкнутой. А для того, чтобы система развития инноваций работала, она обязана быть замкнутой: знания должны обмениваться на деньги, кто-то в конце концов должен платить за этот праздник жизни. Сейчас, так как всего этого попросту нет, технологические стартапы вырастают и либо сдуваются, либо уезжают на другие рынки, к другим инвесторам и клиентам.
Вторая проблема — отсутствие венчурного капитала на российском рынке. То есть сейчас экосистема такова, что вот ну прям в моменте невозможно взять и вырастить компанию глобального масштаба из России на мир. Почему? Потому что нет в концентрированном виде достаточного количества денег, людей, ты не можешь быстро взять и накинуть идею, вкачать в нее денег, ресурсов, нужных связей, чтобы она выросла. Почему? Потому что система разомкнута.
Третий вопрос — что с этим делать. Возвращаясь к программе «Цифровая экономика», я был на рассмотрении всех дорожных карт, которые подготовили в развитие этого проекта. Все эти карты выглядят как большая проделанная работа. Но проблема в другом — мы опять говорим про создание технологий, цифровых, сквозных, передовых и пр. То есть везде в качестве целей стоят конкретные технологии, которые должны быть сделаны. Да, в результате всей этой деятельности растет и будет расти число небольших компаний, ведущих технологические разработки… Но ведь технологии не являются самоцелью: в России не появляется лидеров мирового уровня, и вот об этом нужно думать и говорить и создавать их в полуручном режиме.
Во-первых, надо знать и понимать вообще ценность такого класса компаний как мировые технические лидеры. Я видел в наших документах «мировые технологические платформы», но сути это название не меняет. Это определенный класс компаний. Являясь носителем и технологических, и предпринимательских компетенций, такие лидеры имеют выручку не меньше 40 млрд руб., а капитализацию — от $1 млрд. Эта компания должна быть способна купить кого-то за $100 млн, провести слияние, сделать ставку.
Глобальные компании — это не те, кто разрабатывал конкретную технологию, это те, кто умеет упаковывать технологию в конечный продукт, нужный клиентам. Они способны доставлять этот продукт дешевле, лучше, быстрее, умеют завоевывать рынок и конкретные ниши в разных странах и знают, как масштабировать, чувствуют и понимают тренды и как развивать определенную самостоятельную стратегию. Они умеют привлекать лучших специалистов на рынке и удерживать их, способны покупать передовые технологии, появляющиеся на рынке. Они становятся некой опорной точкой. И для всей этой деятельности нужны не технологии как таковые, а совсем другие компетенции — предпринимательские.
Таких компаний в России сейчас — «Яндекс», «Касперский», Mail.ru Group и все. Есть еще кандидаты хорошие: ЦФТ, Cognitive Technologies, ABBYY, на основе которых можно сделать подобную технологическую платформу и у которых есть необходимый потенциал. Сбербанк и Тинькофф тоже двигаются в этом направлении.
Но что мы видим сейчас? Есть какие-то попытки взять наши крупные компании из реального сектора и сказать: «ты будешь нашим технологическим лидером«. Но так опять не получится. Почему? Потому что у нее если и есть способность превращать технологию в продукт, то нет необходимой корпоративной культуры для продаж, завоевания рынка, удержания трендов.
Государство пытается наших крупных монстров поменять, и теоретически это возможно, но занимает очень много времени, а еще часто в наших условиях такие значимые лидеры быстро «засыпают» и «бронзовеют», перестают развиваться. На этом всё заканчивается, потому что на самом деле задел должен быть в ДНК компании, ее основателей, они должны уметь двигаться, искать новые рынки, проверять гипотезы, формировать продукт для удовлетворения спроса, уметь вот эти вещи в первую очередь.
И здесь есть на самом деле хороший опыт Китая, который по гибридной модели пошел и назначал технологических чемпионов из стартапов, которые по своей ДНК подходят. И в довольно короткий период времени от 7 до 12 лет вырастили компании уровня Huawei, ZTE и др. Хотя еще 10 лет назад, когда эти производители выходили на российский рынок, все говорили «что это за никому неизвестная штука», а теперь они — и правда лидеры. В Китае научились выращивать из стартапов полноценных глобальных чемпионов, создав для этого вертикально интегрированные фонды: им удалось развить экосистему, позволяющую на любом этапе роста компании быстро и эффективно подтягивать все нужные для развития ресурсы — сформированы как институциональные инвестиционные фонды разных уровней, так и пулы партнеров, центры компетенций и т. д. Именно такой экосистемный подход позволяет в полуручном режиме вырастить из молодого перспективного проекта глобального технологического лидера.
Я считаю, что сейчас в России не хватает взгляда сверху: создавать нужно не технологии как таковые, а тех, кто эти технологии сможет развить до мирового уровня.
Законодательные инициативы. Ранее вы разработали законопроект по регулированию персональных данных. Согласно вашему исследованию, компании готовы платить россиянам за предоставление доступа к их данным? Почему большие данные – почему это так важно для фонда? На каком этапе этот законопроект? Какие отзывы вы получили?
Сейчас есть три проекта закона, который регулирует использование данных граждан России, все они обсуждаются на разных площадках — в Совете Федерации, АНО «Цифровая экономика» и так далее. Мы участвуем во всех дискуссиях, но пока идентичная везде идея заложена с небольшими различиями. Ключевая мысль — надо просто отрегулировать рынок данных, создать его, разрешить торговлю данными, но на определенных правилах они обязаны быть обезличенными. А если не обезличенные, то человек должен давать разрешение на их использование, чтобы ему предлагали что-то внятное купить в будущем, а не как сейчас предлагается то, что мы уже купили...
Мы как раз продвигаем идею, что, с одной стороны, действительно важно отрегулировать рынок, потому что сейчас он находится в тени, крупные компании и стартапы не могут инвестировать в сервисы с использованием этих денег. И это логично: никто не готов вкладывать средства в нерегулируемую сферу — ты рискуешь эти деньги завтра потерять.
Мы говорим о том, что нужно передать человеку права и возможность принятия решения о том, какие его данные можно использовать для тех или иных целей. Для этого мы предлагаем редакцию закона, при которой каждый оператор таких данных обязан иметь электронный интерфейс, где человек может увидеть все данные, и разрешить или запретить их использование. Также мы считаем справедливым, если люди смогут получать деньги за предоставление данных: примерная стоимость может быть от 15 до 60 тыс. руб. в год за человека.
Какие еще законопроекты готовит ФРИИ?
Мы участвуем в разработке законопроекта о краудфандинге, это важный проект, который должен обеспечить инвесторов большим число гарантий. Законопроект фактически вводит регулирование уже существующего в России рынка краудфандинга. Речь идет о том, как будут обеспечены права и защита инвесторов и тех, кто привлекает инвестиции. Должны быть определены требования к инвестиционным площадкам и ограничения на максимально возможный размер инвестиций, который могут вкладывать непрофессиональные инвесторы. Сейчас законопроект рассматривается Госдумой, 22 мая 2018 года он принят в первом чтении. Мы рассчитываем, что второе и третье чтения пройдут в весенней сессии этого года.
Другой законопроект, который должен сильно упростить процесс инвестирования в стартапы — конвертируемый заем, это один из важнейших инструментов, который мы внесем для развития венчурного инвестирования. Во многих развитых странах это рабочий и очень популярный инструмент, но у нас он пока не принят.
Работает этот инструмент так: инвестор предоставляет заемное финансирование стартапу, и если проект будет успешно развиваться, инвестор сможет получить вместо суммы займа часть доли в бизнесе. При этом, стоимость этой доли может быть больше первоначально инвестированных средств. Мы надеемся, что в ближайшее время законопроект пройдет все необходимые согласования и будет внесен в Госдуму.
Что вы думаете о проекте Минпромторга и ЦРПТ по запуску системы маркировки и прослеживания? Что он даст россиянам? Как может изменить жизнь в регионах и почему?
Проект Минпромторга и ЦРПТ по запуску системы маркировки и прослеживания — один из первых проектов, когда ГЧП сделали объектом инвестиций. Определенно это масштабный и очень позитивный проект. Мы с вами будем покупателями товара, о качестве которого не нужно беспокоится, а это очень важно.
Проект стал реальным и благодаря закону о ГЧП и концессии. Мы много над ним работали и должен вам сказать, что это действительно оптимальное решение, которого ждал рынок. Теперь можно заключать соглашения по модели ГЧП и концессии и в отношении IT: государственных информационных систем и программного обеспечения.
Особенность такого механизма в том, что затраты на создание или модернизацию и повышение эффективности работы IT-системы может взять на себя технологическая компания с рынка, а затем коммерциализировать уже измененный продукт. Кроме того, в случае с ГЧП исключительные права на интеллектуальную собственность переходят частному партнеру, если государство вложилось не более чем на 50%. Если же это концессия, то как только завершится договор, права на интеллектуальную собственность переходят государству. Это абсолютно выигрышная история для всех — и для государства, и для бизнеса.
Интервью подготовлено РИА Новостями, публикация на сайте ФРИИ осуществляется с согласия правообладателя. Перепечатка полного текста интервью разрешается только при согласовании с РИА.
