Способ остановить наступление пустыни известен — лесополосы. По словам эксперта, в стране заработал механизм, позволяющий сделать их создание выгодным — в сентябре прошла первая пилотная сделка на бирже. Мы поговорили с ним о том, как это работает и что делать, чтобы на Алтае было больше лесов.
«Следствием будут пыльные бури и таяние ледников»
— Андрей Владимирович, экологические вопросы сегодня не номер один в повестке дня. Однако алтайские ученые разрабатывают паспорт климатической безопасности региона. Какие угрозы климату у нас есть?
— Прежде всего — рост содержания парниковых газов, в частности, углекислого газа (СО2). Ученые-климатологи исследовали керн льда в Антарктиде и замерили содержание СО2 в пузырьках воздуха, содержащихся во льду, в разные периоды.
Они пришли в ужас — его концентрация в атмосфере за 150 лет возросла раза в четыре. Выбросы углекислого газа — важнейший источник климатических изменений. Климатологи считают, что повышение концентрации парниковых газов привело к росту средней температуры на планете на 0,9 градусов.
Если она увеличится на два градуса, растают даже ледниковые шапки на полюсах. Эти процессы происходят и на Алтае. Климатологи уже зафиксировали сокращение ледников алтайских гор на 30% за полвека и прогнозируют их полное исчезновение уже к 2050-м годам.
— К чему это приведет в Алтайском крае?
— Уменьшится летний сток воды в Катуни, Оби, Чарыше — всех реках Обского бассейна. Следом понизится уровень грунтовых вод, а летом влага как раз больше всего нужна для урожая. Следствием будет и усиление пыльных бурь. Всему этому можно уже сейчас противостоять локально — в том числе здесь, в Алтайском крае.
«Когда как не сейчас бить в набат»
— Прежде, чем говорить о том, как противостоять, объясните, с чем наука связывает рост содержания СО2?
— Человечество научилось выкапывать из земли углеводороды, сжигать их и получать энергию, и именно в ходе их сжигания в воздух выбрасывается СО2. Плюс из-за вырубки лесов, пожаров и вспашки происходит эрозия почв, и накопленный в почве и древесине углерод вылетает в атмосферу.
Между тем, лес — поглотитель СО2. А еще больше его поглощает почва. Но за последние 120 лет чернозем у нас сдуло и смыло основательно.
Еще в 1900 году основатель научного почвоведения Василий Докучаев привез на выставку в Париж русское чудо: восемь кубометров чернозема — почвенный профиль из Воронежской области. Где вы сейчас найдете плодородный чернозем такой мощности?
А в некоторых засушливых районах Алтайского края, в Кулундинской степи, есть поля, где осталось 30 см плодородного слоя, а в некоторых хозяйствах осталась только подстилающая материнская порода — глина.
Освоение целины в Алтайском крае и Казахстане в этом смысле было большой стратегической ошибкой СССР. Если бы те же средства вложили в хорошие дороги Черноземья, элеваторы, то смогли бы лучше сохранять зерно и обеспечить им население, не разрушая целинные земли.
— В чем именно была ошибка при освоении целины?
— Распаханные целинные земли дали неплохой урожай в течение двух лет. А потом начались пыльные бури. Когда мы пашем с переворотом пласта, мы достаем почву с глубины 15−30 сантиметров. Когда она полежит на солнце, органическое вещество почвы окисляется. И воздушным потоком уносится тысячи тонн верхнего плодородного слоя почв, зачастую с семенами.
С 1950-х по 1980-е годы в СССР стали сажать лесополосы — они заняли около 2% сельхозугодий. Это чуть-чуть защитило от пыльных бурь, но было недостаточно для устойчивого сельского хозяйства.
Для этого лесополосы должны занимать 10−20% сельхозугодий, по мнению Докучаева. А в Алтайском крае, по данным последней инвентаризации, их площадь, сократилась с 1980-х до 2011 года вдвое: со 140 до 70 тыс. гектаров. То есть с 2 до 1%.
— Судя по данным правительства края, с 2011 года количество лесополос все же немного увеличилось — власти утверждают, что сейчас их площади — более 90 тыс. га.
— На помощь немного приходит природа. Сельхозугодья, находящиеся далеко от райцентров и близко к лесам или знаменитым алтайском сосновым борам, зарастают. Но проблема для засушливой степной части остается очень острой.
И когда, как не сейчас пора бить в набат, во все колокола, что необходимо спасать наше плодородие, чтобы было на чем выращивать сельхозпродукцию и чтобы не оставить после себя пустыню.
— Как действуют лесополосы, как они защищают?
— Деревья корнями подтягивают грунтовые воды из нижних слоев почвы и испаряют их через листья. А поскольку они еще и защищают поле от ветра, то создают благоприятный микроклимат.
Если мы засадим всю степь сеткой лесополос, то таких микроклиматов будет создаваться много и это может повлиять и на макроуровень. И тогда мы сможем не только предотвратить эти негативные последствия, но и даже повысить урожайность на 30−40%, о чем говорит опыт Белгородской области.
Если же этого не делать, будет продолжаться эрозия почв, опустынивание, снижение урожайности, рост числа засух. Если мы не будем учитывать подобные угрозы, они нас накроют, и мы не успеем с этим справиться.
«Крестьянину должны быть выгодны лесополосы»
— В Алтайском большая часть сельхозземель — в частной собственности. Как убедить собственников посадить лесополосу? Если он посадит деревья, рост урожайности получит в неопределенном будущем. А если внесет удобрения, эффект будет уже завтра.
— Над этим вопросом я работаю больше 25 лет. Ответ один: надо сделать так, чтобы крестьянину было выгодно посадить и сохранять лесополосу. Только тогда это начнет работать, когда это будет приносить фермеру или собственнику земли дополнительный доход.
И такой механизм разработан в рамках международной климатической повестки. Изначально он был заложен в Киотском протоколе — международном соглашении. Это торговля квотами на выброс парниковых газов.
— Как торговля квотами может стимулировать посадку лесополос?
— Есть такой принцип: «Загрязнитель должен платить». Тот, кто произвел отходы, и должен тратиться на то, чтобы их убрать и предотвратить загрязнение. Но за выброс СО2 до недавнего времени никто не платил. И вот теперь и здесь начинает работать этот принцип. Делается это через торговлю углеродными единицами.
Предприятие, которое выбрасывает СО2 и оставляет углеродный след, их покупает. Предприятие, которое поглощает углекислый газ (в том числе лесополосы), продает. Так фермер получает деньги и может компенсировать затраты на лесополосы.
В России этот механизм предусмотрен федеральным законом № 296 «Об ограничении выбросов парниковых газов». Первые торги углеродными единицами состоялись 26 сентября на Московской бирже. Это была пилотная сделка.
«Фермеры смогут продавать углеродные единицы регулярно»
— Кто 26 сентября продал на бирже эти углеродные единицы?
— Продавцом была компания из Сахалина, реализовавшая проект в области солнечной энергетики (альтернатива сжиганию углеводородов). Продавать углеродные единицы могут не только создатели лесополос — все, кто реализуют проекты, связанные с сокращением выбросов (на предприятиях) и поглощением лесом или почвой СО2.
Фермеры, которые используют технологию No Till, за счет которой углерод накапливается в почве. Превращение метана на скотоводческих фермах в электричество и тепло. Проекты альтернативной энергетики, энергоэффективности.
Один из первых проектов в рамках Киотского протокола был осуществлен в Калининграде. Там заменили все вентили на системе газоснабжения, сократив за счет этого выброс метана — еще одного парникового газа. Все это было документально зафиксировано, и эти сокращения успешно продали, не только окупив затраты, но и хорошо заработав.
— Фермеры разово смогут продать свои углеродные единицы или регулярно?
— Регулярно. Год прошел, лесополоса поглотила парниковый газ: допустим, 1 га -восемь тонн. Фермер получил подтверждение и продал восемь тонн. На следующий год подтвердил еще восемь тонн, но не продал. Через год к нему пришел промышленник и сказал: у тебя есть 16 тонн — давай я у тебя их куплю. Пришел конечно, не лично, а через биржу.
— Зачем предприятию-загрязнителю покупать эти углеродные единицы?
— Предприятие в ходе производства оставляет углеродный след. Чтобы его компенсировать, надо купить определенное количество углеродных единиц, эквивалентное выбросам или той части, которая регламентирована законом.
А затем продавать климатически нейтральные товары — их с удовольствием покупают страны, частные компании и потребители, которые беспокоятся об изменении климата.
— Получается, что сама компания свои выбросы не уменьшила, но она заплатила за уменьшение где-то в другом месте другими лицами?
— Да. Если мы не можем справиться с выбросами у себя, мы платим тем, кто это делает эффективнее. Но они и у себя могут вести зеленую политику. Я знаю, что многие компании, которые заявили о своей климатической ответственности, стали покупать авиабилеты только с компенсированным углеродным следом.
То есть авиакомпании, которые предлагают такие билеты, целенаправленно вкладываются, предположим, в лесные проекты в Африке или в Латинской Америке. Самолет при этом летит на том же самом керосине.
«Без тщательной проверки может получиться много искажений»
— На бирже торгуются ценные бумаги, их эмитентов тщательно проверяют, чтобы информация о предприятии была достоверной. Как здесь проверяют, какой проект сколько выбросил СО2 и поглотил?
— Мы можем точно, по формуле, рассчитать, сколько СО2 вылетело в атмосферу от сжигания того или иного вида топлива при известном объеме (будь то автотранспорт, завод, электростанция или самолет). И мы научились считать поглощение СО2 лесами.
Один из двух первых лесоклиматических проектов в России, изначально задуманный в рамках Киотского протокола, был сделан на Алтае — в Залесовском районе, на площади 10 тыс. га. У нас есть точные расчеты, сколько СО2 он поглощает: за 12 лет — 4,7 млн тонн.
И этот расчет подтвержден независимой экспертизой — французской компанией Bureau Veritas и немецкой аудиторской фирмой TUV NORD. Экспертные заключения размещены в реестрах углеродных единиц России и ООН (а алтайский проект зарегистрирован в нем под номером RU1000487).
— Если говорить об алтайском проекте — чей он? На чьи деньги реализован, удалось ли ему продать углеродные единицы?
— Это были средства гранта, а потом собственные вложения группы ученых, которые были его инициаторами. Пока углеродные единицы алтайского проекта не проданы, затраты не компенсированы. Удалось получить средства лишь от одного из российских ресторанных холдингов в Москве и нескольких сочувствующих организаций, которые добровольно компенсирует свой углеродный след.
Этих средств не всегда хватает, чтобы расплатиться за аренду земли — а договор заключен на 49 лет. Но торговля углеродным единицами в полный рост начнется только с 2023 года.
— Но мы же хотим, чтобы лесополосы создавали массово. Для этого процедура верификации не должна быть такой трудоемкой.
— Верификация — это одна из самых простых частей подготовки и реализации этого проекта. Самое сложное — это научное обоснование, выстраивание логики обоснования усилий человека, послуживших поглощению дополнительных объемов СО2, подтверждение, анализы, которые, собственно, и составляют проектную документацию.
А для проверки этой документации и нанимаются экспертные компании. Без трудоемкого процесса в наших условиях, наверное, может получиться много искажений и неправды.
Поэтому здесь нужна четкая проверка и достаточно точные данные, чтобы земля имела точные координаты, конкретного собственника, чтобы было посчитано количество деревьев и объем поглощенного углерода. Если это все правильно считать, этой системе будут верить, и она сможет нормально работать.
— Есть ощущение, что затраты на администрирование могут превысить выгоды. Скажем, в том случае, когда площадь, которую возделывает фермер, невелика.
— Надо придумывать варианты объединения фермеров. А с точки зрения экономики приведу вам такие расчеты.
Общие затраты на лесоклиматический проект, подобный алтайскому, реализуемый с нуля с посадкой деревьев в течение 22 лет, составят около 2,3 млрд рублей. А в сентябре на бирже продали углеродные единицы по 1 тыс. за тонну.
Если бы по этой цене продали углеродные единицы алтайского проекта, это принесло бы 4,7 млрд рублей — то есть 1,9 млрд рублей чистой прибыли.
Если этот механизм заработает, он принесет проекту прибыль, и тогда его авторы вложатся в другие лесоклиматические проекты. Создадут лесополосы, и система начнет работать.
Сейчас алтайские ученые разрабатывают «Паспорт климатической безопасности» региона. Он для того и нужен, чтобы создать базу данных проектов и экономическим языком оценить риски, затраты и доходы от их реализации. Чтобы показать, к чему следует готовится, адаптироваться и что можно предотвратить.
«Промедление может обернуться упущенной выгодой»
— Я знаю, что у вас есть вопросы к тому «Паспорту климатической безопасности», который разрабатывают алтайские ученые. Что в нем не так?
— Я выслушал по телевидению выступление ученых, входящих в состав группы, и был разочарован. Из их объяснений следовало, что «Паспорт климатической безопасности» — это, по сути, статистический сборник о климатических изменениях. И что на каком-то втором этапе будут разработаны меры адаптации к этим изменениям.
Но никакого второго этапа законом не предусмотрено — меры должны быть именно в паспорте, их надо оценить экономически. Более того, надо дать экономическую оценку рисков — что будет происходить, если ничего не делать. Разработчики этого тоже не предполагают.
А если не предусмотреть меры по адаптации и затраты на их выполнение, край не получит средств на реализацию этих программ. Промедление ученых может обернуться упущенной выгодой для региона и — что самое опасное — для сельского хозяйства.
— Почему этот документ важен для Алтайского края?
— Это первый документ по климату в регионе, а потому он основополагающий. По сути, это программа выживания региона, учитывающая все возможные меры по защите основных ресурсов территории и людей в условиях изменяющегося климата.
Его должен будет утвердить губернатор, а после подписания паспорт станет нормативным актом, обязательным для исполнения на территории края.
Важно еще понимать, что этот паспорт готовится по заказу Минэкономразвития РФ за бюджетные средства. То есть за наши с вами налоги. Не хотелось бы, чтобы они были потрачены напрасно — ведь это документ государственной значимости.
Но, надеюсь, алтайские ученые все же смогут устранить пробелы.
Что еще нужно учесть в «Паспорте климатической безопасности»
Андрей Стеценко объясняет: в паспорте надо сделать расчет затрат на те меры, которые уже сегодня делает правительство края. А также те перспективные направления, на которые сегодня нет денег, но они смогли бы решить ряд социально-эколого-экономических проблем. Такой анализ надо сделать по всем секторам экономики.